(Северино Е. Сутність нігілізму / Е.Северино. Пер. с англ. та італ. Юрій Олійник. – К.: Темпора, 2020. – 688 с.)
Можно только порадоваться возможности познакомиться с достаточно известной работой итальянского философа Эммануэля Северино, вышедшей, правда, в свет еще в 1972-м году, но, как говорят специалисты, не утратившей своей актуальности и в наше время. Тем более, что эту книгу оценивают, как едва ли не революционно новаторскую, в которой, как нам говорят, мы не встретим привычных философских положений и которая, поэтому, должна нас много чем шокировать. Книга, действительно, проникнута пафосом необходимости преодоления того тотального отчуждения, которое, по мнению автора, лежит в основе европейского типа цивилизации и европейского мышления: «Вся история западной философии – это история постепенных изменений, искажения и забвения того смысла Бытия, каким он открылся древней греческой мысли» (с. 131).
Автор усматривает фундаментальную, основную причину такого положения дел в том, что европейство и западный мир базируются на нигилизме («Нигилизм в своей аутентичной сущности – это структура Запада» – с. 74), а корни последнего касаются допущения в саму сердцевину мышления и в картину восприятия действительности существования соотношения (оппозиции) Бытия и не-Бытия. Такое допущение, по мнению Э. Северино, равнозначно тому, чтобы признать, что «Бытие есть не-Бытие», то есть оно впускает в человеческое отношение к действительности негацию, отрицания, разрушения: «Реальная опасность заключается в принятии времени, когда Бытие не есть Ничто, то есть когда оно есть, и времени, когда Бытие есть ничто, то есть, когда оно не есть, то есть в принятии того, что Бытие есть во времени» (с. 137). В философии и «традиционной метафизике» (по словам автора) это выражается в признании того, что действительность, мир представляют собой Становление – переход Бытия в не-Бытие и не-Бытия в Бытие: «… Статус Становления представляет собой Ничто» (с. 151). Все это, по убеждению автора, привело к фатальному искажению действительного положения дел, к патологическому обесцениванию всякого сущего, к бедам и, в конечном итоге, – к бесперспективности социального проекта под названием «Западная цивилизация».
Все эти свои центральные тезисы Э. Северино обосновывает, с одной стороны, ссылаясь на Парменида, первого древнегреческого философа, который не только ввел в интеллектуальный оборот термин «Бытие», но и выдвинул в императивной форме тезис о том, что «Только Бытие есть, а не-Бытия вовсе нет», ссылаясь также на требования логики (по крайней мере – логики суждений), семантики. А, с другой стороны, он базирует свои утверждения на достаточно резкой и ниспровергающей критике ряда выдающихся европейских философов – Платона, Аристотеля, схоластов, в том числе и по преимуществу, – Фомы Аквинского, а также Гегеля, Хайдеггера. А в общем он считает всю историю европейской философии после Парменида историей сплошных заблуждений и вхождений в абсурд, противоречия и апории: чуть ли не – лучше бы ее вообще не было! Правда, если бы так получилось, непонятно было бы, где сам Э. Северино брал бы понятия и категории, откуда бы извлекал требования логики и даже сам предмет своего дискурса. Но так уж получилось: находясь в шлейфе традиции, он желал бы ее убрать, уничтожить. А это и есть одно из фундаментальных противоречий его позиции и его рассуждений, противоречий, проявление которых он считает признаком несостоятельности утверждений тех, кого он критикует. К сожалению, в реальной жизни философии такое случается не так уж редко: усматривая промахи в позиции своих коллег, совершенно не замечать свои.
Но, как мне представляется, другим фатальным промахом Э. Северино является его наивное убеждение в том, что некий единый тезис, даже если он коренится в самом основании некоторого типа мышления, способен определить ход истории некоторого типа цивилизации. Я считаю такое убеждение наивным не потому, что готов приуменьшить роль сознания, мышления, мировоззрения в процессах человеческой жизнедеятельности, а просто потому, что ни в одном сообществе людей, тем более, ни в одной цивилизации нет и не может быть унитарного мышления и мировоззрения, а, с другой стороны, ход исторических процессов определяет такое количество сущностных факторов, что выдвигать какой-то отдельный из них в качестве единственно решающего означает упрощать реальность в такой степени, которая уже опасно приближается к ее вульгаризации. Ведь реальность выглядит на сегодня так: в 1972-м году вышла рассматриваемая книга Э. Северино, и вот прошло уже почти 50 лет; замечали ли мы в стратегических решениях не только политиков европейского мира, но и научном мышлении, признание истины «неопарменидизма» (так определяется позиция Э. Северино в этой работе; см.: с. 24) и переход на его позиции? – Увы, этого нет, хотя «голос» («логос») этой книги звучит среди множества других голосов, в том числе и тех, которые автор хотел ниспровергнуть, а этот факт еще раз доказывает полифонический характер общественного, в том числе – и философского сознания.
Но обратимся к другим, на мой взгляд, заметным просчетам Э. Северино, присутствующим в его книге «Сущность нигилизма». Как уже было отмечено, такую сверхсложную и фундаментальную проблему, как проблему «Бытия», автор пытается решать в логико-семантическом контексте и на основе логико-семантической методологии. Тут, как говорят, нет вопросов, но можно ли надеяться на ее полное, или, как часто говорит автор, универсальное решение в рамках отдельного подхода? Думаю, что нет: односторонность и выбор одной плоскости рассмотрения может что-то добавить к имеющемуся знанию, но отнюдь не привести к универсальному знанию. Поэтому из достаточно объемного трактата Э. Северино, в котором все оборачивается вокруг темы Бытия, мы так ничего и не узнаем о том, что же такое Бытие, в чем его смысл и истина? Автор отделывается тезисами «Истина Бытия и составляет его смысл», а «Смысл Бытия и есть его истина». Опять же, можно и не озабочиваться отождествлением истины и смысла, но мы так и не знаем, что это такое. Бытие есть Бытие и не есть не-Бытие – этот тезис автор повторяет много раз (настолько много, что цитирование практически невозможно: этот тезис присутствует едва ли не на каждой странице трактата), но что же это, собственно? Именно потому, что Бытие так и не определяется автором (речь идет не о дефиниции, по об экспликации содержания этого понятия), Э. Северино совершенно неоправданно отождествляет его с Сущим (см.: например, с. 134), совершенно оставляя вне своего внимания тот факт, что над различением этих понятий потрудилась целая плеяда выдающихся философов (С. Беэций, Ф, Аквинский, Ф. Суарес, Н. Гартман, М. Хайдеггер и др.). Вот, например, суждение последнего из перечисленных философов, обоснованное многими его исследованиями: «Различения бытия и сущего мы не можем избежать, даже тогда не можем, когда думаем, что отреклись от метафизического мышления» (Хайдеггер М. Ницше и пустота / Мартин Хайдеггер. Сост. О.В. Селин. – М.: Алгоритм; Эксмо, 2006. – 304 с. – (Философский бестселлер). – С. 381). Э. Северино говорит о том, какие атрибуты можно приписать Бытию, фактически отождествляет Бытие с Богом, но суть и содержание его все время ускользает от нас в многочисленных утверждениях тех же самых повторяющихся тезисов. Как мы приходим к этому важному понятию, как Бытие соотносится с сущим, с другими фундаментальными понятиями и категориями философии? – Об этом, увы! – мы ничего не узнаем (за исключением категории Становление). Поэтому и авторские выпады в адрес целого ряда известных философов оказываются бьющими мимо цели. Например, критика М. Хайдеггера совершенно абстрагируется от того факта, что в его работах Бытие рассматривается в контексте совершенно иной методологии и что для придания основательности такой критике Э. Северино следовало бы обратиться к понятиям герменевтического самоистолкования и герменевтического круга в истолковании, связав их, как это делал сам М. Хайдеггер, с требованиями феноменологии. Но автор этим себя не утруждает.
Легко скользящими по поверхности выглядят критические замечания в адрес Гегеля. Трудно понять, почему Э. Северино не воспринял гегелевские положения, касающиеся Бытия. Он утверждает, что у Гегеля Бытие возникает из не-Бытия (или Ничто[1]), поскольку у него Становление представляет собой единство Бытия и не-Бытия. Вроде бы, все верно, но и совсем не так: ведь у Гегеля Ничто не является тотальной негацией, а всего лишь отсутствием определенности тогда, когда мы утверждаем в своем логическом движении Бытие как исходный тезис. Бытие, – пишет Гегель, – вне всяких определений есть Ничто, то есть – ни то, ни это. Сошлюсь еще на одно вполне оправданное суждение: «Таким образом, Бытие в этом ракурсе характеризуется как не то, и не иное. В таком способе проявления оно видится как эквивалент Ничто. …Поэтому Бытие и Ничто выявляются двумя сторонами утверждения сущего» (Лютий Т.В. Нігілізм: анатомія Ніщо / Т.В. Лютий. – К.: Вид. ПАРАПАН, 202. – 296 с. – С. 84 – 85). Значит, Ничто не только не уничтожает Бытия, но в таком проявлении самого Бытия указывает на отсутствие в нем определенности, или, как любит говорить сам Э. Северино, его индивидуации. И это совершенно не противоречит некоторым важным тезисам самого Э. Северино. Далее, Гегель указывал и на то, что не-Бытие – это не отсутствие Бытия (как это все время истолковывает Э. Северино), а иное Бытие, которое по отношению к некоторому Нечто выявляет себя, как его не-Бытие, и целый пассаж Э. Северино о горящем клочке сгоревшей бумаги (с. 238 – 254) направлен на утверждение именно этого же тезиса, который он сначала яростно опровергает.
О чем это говорит? – На мой взгляд, о том, что критический пафос Э. Северино ощутимо превосходит корректность его философского инструментария.
Но что является итогом его критических борений и логико-семантических выкладок? Утверждения в духе Парменида о том, что Бытие всегда, однозначно и извечно является Бытием, что оно не возникает из не-Бытия и не исчезает в нем, а лишь приходит (появляется) и уходит (в своей индивидуальной определенности) (с, 201, 204 и др.). Бытие вечно и неизменно, а по отношению к его появлению и уходу является трансцендентальной сущностью, как бы парящей над всеми реальными вещами с их изменчивостью и текучестью: «Бытие как Бытие, а, следовательно, целостность Бытия есть; и потому (?) оно – неизменно. Однако, как неизменное, оно парит (?) над Бытием-Становлением, трансцендируя его» (с. 202). Полное или тотальное Бытие содержит в себе все, что где-либо и когда-либо проявлялось, и в таком статусе все также является вечным и неизменным. Допустим, но что это такое – вот такие появления и уходы Бытия; это как-то соотносится с категориями (понятиями) явление, прехождение, изменение? Или эти понятия – плоды фатальных заблуждений европейской философии, европейского мировоззрения, европейского мышления и европейской цивилизации? Впору бы уж и запретить пользоваться такими понятиями! Однако очередное противоречие рассуждений Е. Северино проявляется в том, что он в дальнейшем сам обращается к тем же понятиям, которые он упорно ниспровергал в первых частях своей работы. Например, мы читаем в этой же работе такой пассаж: «Однако неизменное является в процессе, то есть становится, … является как лишенное того объема неизменного, который свойственен ему, когда Бытие есть в самом себе» (с. 286 – 287). В духе традиционного понимания Становления, но с упорным отстаиванием некоторой своей истины касательно этого понятия, он пишет на с. 255, 286 – 287. При этом упор делается на том, что понятие Становления следует заменить понятием Появления (с. 264, 285 и др.), но трактовка последнего, по сути, совпадает с трактовкой Становления, во всяком случает – у Гегеля. Более того, он ведет речь даже о «недостатке Бытия» (с. 287), которое в рассуждениях христианской патристики часто определялось именно как Ничто (см., например, объяснения природы зла в «Исповеди» Августина Блаженного). Создается впечатление, что по мере разворачивания текста Э. Северино постепенно теряет пафос своей задачи ниспровержения «традиционной метафизики», незаметно переходит в самом главном для его работы на ее позиции, и даже кое-где говорит языком философии М. Хайдеггера (проявление Бытия во времени и в горизонте человеческого видения; – с. 201). Единственно, где действительно фигурирует переход не-Бытия в Бытие, – это христианское учение о Креации – сотворении мира, но его Э. Северино не критикует. Однако если и тут проявить внимательное осмысление, то окажется, что по сути не-Бытие никогда не господствовало, а, напротив, всегда было и господствовало вечное Бытие (Бог), а не-Бытие касалось только возможных состояний этого сотворенного мира и могло грозить его существованию только тогда, когда этот последний утрачивал связь с Вечным Бытием (Богом) (об этом же пишет Т. Лютый; см. цитированную работу, с 41 – 42). Вот тут можно было бы сказать, употребляя невнятный и поэтический термин Э. Северино, что это вечное Бытие, «парит» над миром Становления. Но ведь именно это и пытается внедрять в наши представления Э. Северино, однако если бы он вписал свои критические выпады в положения европейской философии и богословия, оказалось бы, что он не дарует нам новые и удивительные истины, как уверяют нас в этом его адепты, а только лишь интерпретирует и проясняет уже имеющиеся.
Интересно отметить, что, всячески избегая применять в своем дискурсе понятия и категории, выработанные европейской философией, к основному предмету своего дискурса, Э. Северино «запускает» в ход некоторые не то метафоры, не то поэтические термины, которые, естественно, не имеют четкого философского прочтения. Вот примеры только с одной страницы перевода его работы: «Бытие выскальзывает из его рук» (?), «Становление может жить», «Бытие крепко удерживает себя своими же руками», «Бытие, которое является… пребывает в блаженной компании», Бытие, «которое является жертвой несправедливости времени» (с.203) [Курсив наш – В.П.]. И так далее. Можно ли надеяться на адекватное прочтение и понимание такой терминологии? – Конечно, нет, но сам уход в такую размытую терминологию, скорее всего, свидетельствует о том, что автор не вполне уверен в достаточной основательности аргументации своей позиции.
Но, допустим, что мы примем все основные тезисы и утверждения Э. Северино, что, конечно же, не избавит нас от необходимости дальнейших разработок употребляемых им понятий, но что это нам даст? Какой эвристический потенциал они в себе содержат и содержат ли? На самом деле, они не так уж радикально отличаются от положений критикуемой им традиционной метафизики. Ведь последняя также считает Бытие трансцендентным по отношению к явлениям Бытия и Становления. Можно допустить, что повторяющийся рефреном в его работе акцент на неизменности и вечности Бытия, в том числе – и форм его проявлений, заставит нас лишний раз остановить свое внимание на неоправданности присущих западной цивилизации безудержных стремлений к прогрессизму, к новациям, к жизни в сознании преходящести всего существующего, к быстрой смене мод и кумиров. Остановить внимание, но вряд ли этим можно переломить сам ход социально-исторических процессов.
А вот в личностной позиции это будет совсем не лишним, поскольку, действительно, формирует важные для жизни и судьбы установки. В самом первом приближении их можно выразить так. Как бы не желал изменить наши представления об основаниях человеческой жизнедеятельности Э. Северино, фактом является то, что человек изменяет мир, что он действительно, «ничтожит» некоторые формы сущего, переводя их в другие, преобразованные формы. Этот процесс преобразования содержит момент негации, хотя в контексте не отдельных сторон и аспектов деятельности, а, беря ее шире, мы понимаем такое преобразование как способ утверждения, а именно – утверждения в особом статусе присутствия в мире. Эта негация может оказаться неоправданной, а то и вообще направленной против позитивного: это, как говорят, действительно является реалиями нашей жизни. Возможно ли отказаться от такого способа бытия человека в мире? – Несколько изменяя одно из суждения Р. Декарта, скажем: тепе6рь уже невозможно. Как же быть? Попытаться вместе с Э. Северино осуждать саму эту способность изменять вещи мира, требовать признания вечности всякого бытия вопреки реалиям жизни и тому, что, пока мы пытаемся кого-то в этом убеждать, процесс все же идет, но вне нашего надлежащего осмысления, или не отворачиваться от реальности, а искать разрешения ее внутреннего противоречия? – В личностном плане это может означать только одно: признавая присутствие в нашем способе бытия оппозиции позитивного и негативного, понимая невозможность устранения негативного, строить свою жизнь и свое поведение в направлении движения от негативного к позитивному, через негативное к позитивному, утверждая позитивное и удерживая его «в своих руках» (выражение Э. Северино). Это и есть подлинная, а не вымышленная драма человеческой жизни, заключающаяся не в фатальной ошибке истории после Парменида, а в реальном борении за Бытие, за Позитивное, за Добро.
Ну, и как-то сложно не заметить, возможно, самого неразрешимого противоречия рассматриваемого трактата – противоречия между его идейным пафосом и жизненно-практическими устремлениями автора: ведь если «на самом деле» в мире господствует вечное Бытие, если «на самом деле» ничего никуда не исчезает и не-Бытию нет места, тогда о чем же нам переживать и заботиться? – Ведь и так все само по себе «есть», независимо от того, имеем или не имеем мы какие-то иллюзии на этот счет? Выходит, что разрушительные последствия западной технологической цивилизации – это всего лишь заблуждения поверхностного сознания, а по сути и в истине – все вечно и неизменно! Но этот вывод, напрашивающийся из содержания трактата и его «ударных» положений, в корне противоречит обличительному пафосу и стремлениям автора. В итоге мы остаемся в ситуации «разорванного сознания» и с неопределенными жизненными ориентациями.
28 января 2021 г.
Виктор Петрушенко — философ, доктор философских наук.
[1] Попутно хочу заметить, что в трактате Э. Северино я не нашел упоминаний о том, что в древнегреческой культуре и мышлении существовало два термина для обозначения Ничто: ме-он («ничто некоторого нечто», по выражению Гегеля) и ук-он (полное отсутствие какого бы то ни было Бытия; см., например, цитированную работу Т. Лютого, с. 53).
