Человек есть, прежде всего, некто, преодолевший природу. Это «преодоление» может заключать в себя как прямое возвышение до уровня богов (что есть посвящение), так и нисхождение до степени подпсихических сущностей (ад). Следовательно, пока речь идёт об обывателе, то есть о том, кто, выражаясь языком теологии, «не примкнул ни к Богу, ни к Дьяволу», говорить о человеке пока ещё рано. Тот, кто пребывает в лоне природы ещё не сделал первый шаг из Рая: он ещё не решился на то, чтобы отправиться в опасное приключение, предполагающее свою конечную цель либо в виде тотальной реализации, либо – в контексте абсолютно самоуничтожения. И, встречая обыденного человека, вы имеете дело ни с кем иным, как с ветхозаветными Адамом. Он суть – непосвящённый, пребывающий в блаженстве незнания. Поэтому он не способен ни на абсолютное добро, ни на абсолютное зло. Среднестатичный (ни в небеса, ни в бездну), вливающийся в массу, бесформенную и антииндивидуальную. Почему «анти»? – Достаточно посмотреть как она выпячивает на передний план род, умаляя значение отдельного индивида, не желающего примыкать к размножению, как если бы его не было вовсе в отрыве от этой цепочки поколений, к которой он принадлежит, как если бы он был «ничем» на фоне идеально отточенной механики рода, ежели не желает вкладываться в эту ужасную бесперебойную машину по производству потомства.
Ангел и бес – вот подлинные изгои общества. Нигде нет им места в этом чудовищно упрощённом и искусственном мире, кроме как в заброшенных храмах и своих одиноких кельях. Потому они – вечные скитальцы… Источник их света лежит совершенно в другом мире и благо если он не перестаёт освящать им их нелёгкий путь. Иначе следует неизбежное падение в беспросветную пропасть обывательщины, профанный свет которой губителен даже для титана, атакуемого её лучами. Что ещё раз проясняет жизненную необходимость глобальной «зачистки» Земли от серых и бесчисленных посредственностей, заполонивших её вследствие своего вирусоподобного механизма и не осознающих своего крайне пагубного воздействия, оказываемого ими на остаточные элементы божественного, всё ещё присутствующие на планете, но что рано или поздно рухнут на своих очень уж шатких позициях, если не дать им направление и смысл, в которых им следует действовать, если они хотят во что бы то ни стало сохранить неповторимость своей особой породы, подверженной в условиях современности таким сильным негативным влияниям, каких ещё ни разу не было в истории человечества. Речь идёт о самых опасных на данный момент влияниях, аннигилировать которые можно только путём тотальных радикальных действий, глобальное развёртывание коих определяется лишь сверхтитаническими усилиями воли, неподвластной веянию времени и железно противостоящей климату упадка и разложения, царящему в обстановке современности. Как никто другой это понял первый «титан мысли», рассматриваемый в контексте нашего исследования – Ницше.
- II. Итак, поскольку мы установили неземное происхождение человека, который противоположен во всём искусственно сконструированному демиургом механизму – обывателю, лишь внешне смахивающем на человека, то сверхчеловек уже предполагает в себе конкретное усиление своего онтологического статуса до абсолютного предела, отпущенного ему самой природой (опять же, не стоит понимать её только в контексте натурфилософии). Такие типы, как экстатик и энтузиаст, рассмотренные нами ранее («Лентяй и его значение в рамках космического цикла», стр. 19), по сути, оба воплощают собой сверхчеловека, представленного в своей дуальной ипостаси – титан бездны и небесный бог. Ницше тяготел больше ко второму, но избранная им симпатия всё же не отменяет самого сверхчеловеческого фактора, устремляющегося либо на Олимп, либо летящего в преисподнюю: важна здесь именно систематичность подобной техники, а не то, что принято делить на «добро» и «зло». Сам Ницше это прекрасно понимал и потому явился тем универсальным философом, мощный источник которого способен насытить и того, кто идёт по пути возвышения и декадентов самого разного сорта. Два его преданнейших последователей максимально воплотили учение мэтра в своих жизнях, один – на уровне мировой истории, другой – в истории духа. Ими были Адольф Гитлер и Эмиль Чоран. Две культовейшие фигуры на мировой арене человечества: один в буквальном смысле пролил кровь миллионов, другой занимался жреческой работой, добивая последние остатки жизни, которые не смогла уничтожить Вторая Мировая. Оба они были пропитаны предельной жестокостью во имя традиционного мира, что безостановочно распадался прямо на их глазах, к чему, так или иначе, нельзя было оставаться безучастным, делая вид, будто бы ничего не произошло, словно пустота ещё не наступила на человеческие головы и не пробила им черепушку своей тяжёлой поступью. Словно бы помешательство, начавшееся в коллективном бессознательном из-за глубинного ощущения всеобщего краха, было нормой среди того метафизического измерения, которое никогда не покидало этих двух таинственных существ, пришедших в этот мир невесть из каких краёв, дабы обличить буржуазное лицемерие и до крайности ненормальную, модернизированную среду эпохи, в которой этим титанам духа довелось жить.
Тиран и идеолог – вот кто необходим нам теперь, дабы воцарился Четвёртый Рейх, отправив новый мировой порядок туда, куда ему и подобает, туда, откуда он пришёл – в Небытие.
III. Не хотеть ничего, кроме сна – таковой должна стать новая установка человечества, взявшего курс на тотальное самоистощение и решившего устроить себе захоронение под мраморными плитами рабочих режимов. Что бы там ни говорили, обстановка в России после развала СССР очень похожа на ту, что царила в Германии в 20-30-ых гг. прошлого столетия. Любое действие человека (даже в его самой интимной сфере – половой) приобретает характер Работы, и нет ничего, что не соответствовало бы ей, как нет и того, кто мог бы стоять от неё поодаль: молодёжь и празднолюбцы сжигают себя в разврате, старики – только и заняты поиском Дела, остальные – томятся в самом эпицентре ада насекомых. Слишком плоские умы не понимают, что Вторая Мировая не закончилась – она перешла в Работу, физика которой очень схожа с той, что происходит на военном фронте. В самых передовых отрядах в качестве «пушечного мяса» гудят заводы. За ними стоят производители различной техники. Чуть дальше, ближе к тылу – ремонтники. В самом же тылу отсиживаются люди на пособиях.
Буржуа мы тут не учитываем, ведь известно, что даже в самых суровых условиях он – ещё та неженка и мягкотелое существо, ищущее не возможности превозмочь себя, расширить границы своей власти, а – лишь уюта и комфорта, бытия растения, случая избежать столь ненавистной ему стихийности, то бишь жизни в её высочайшем напряжении, борьбе. Сам того не зная, он всегда стремится к небытию и воплощает собой высший тип возможного нигилизма.
Ничто так лучше не объясняет такие факторы, как перепроизводство товаров и перенаселённость планеты, как то, что, по опыту опустошительной Второй Мировой, человечество, человечество, гуманизировавшись и разложившись, стало жить в ужасе ожидания очередной войны. Что ещё можно увидеть на лице случайного прохожего, как не глубинный страх, иногда прикрываемый открытой агрессией? Воистину, постоянные боязнь и паранойя становятся чуть ли не мистическими атрибутами основной массы людей. Избежать же такой недожизни удаётся лишь воину и аскету, тому, кто ясно понимает, в каких суровых условиях он оказался и как ему нужно в них действовать. Тогда он надевает маску Рабочего, при этом не изменяя своей сути, не скатываясь до уровня обывателей, путающих видимость с реальным положением вещей. Он лишь придаёт всему тотальный характер, и поэтому не имеет той раздражительности, что присутствует у филистера. Последний остаётся нервозным только по той причине, что не унаследовал логику тотальности, в которую органически вплетён Рабочий. Обыватель не столько устаёт от работы, сколько – от самого себя, точнее – от своей затасканности и избитости. Он – тот, про кого Ницше сказал: «он отравляет воздух себе и остальным», потому, во имя нового и стабильного порядка, мы неоднократно настаивали на его тотальной изоляции.
Рабочий интегрирует энергию, прорывающуюся из хаоса современности в нужное ему русло, где нечеловеческий потенциал мощи кристаллизуется в твёрдые и устойчивые формы, возвещающие о вознесении нового царства поверх обломков старого мира. Как и сверхчеловек, он добивает отжившие «остатки» прошлого, только делает это менее явно, но от этого не менее эффективным образом, вверяя всего себя в невидимый план глобального фронта Работы. В отличие от сверхчеловека, он не становится, «соединяет ближнее и дальнее», как удачно выразился Юнгер, и его власть простирается горизонтально, медленно, но верно подчиняя себе все встречающиеся ему ландшафты, тогда как у первого действует вертикаль господства, где открываются, помимо всего прочего, перспективы вырваться в нечеловеческую стезю инициации. Иначе говоря, экзистенциальное состояние рабочего остаётся одним и тем же от начала и до конца, несмотря на некоторую проявляющуюся в его чертах усталость, на которую он не обращает почти никакого внимания, всё так же не давая себе никакой пощады (в этом есть доля какой-то сверхчеловечности), в то время как Сверхчеловек в этом плане подвержен изменениям, либо тянущим его вниз, либо возвышающим. Чтобы лучше понять разницу между ними, выразим это так: фраза «вы тоже – боги» относится больше к Сверхчеловеку, тогда как выражение «вы тоже – титаны» — к Рабочему.
Артём Грицких
